В обед мне стало уже слишком тяжело. Дом опустел от всех родственников, стало слышно самого себя. Все сжималось. Место, где у меня было счастливое время в детстве умирало у меня на глазах. Собрался за 30 минут, крепко и очень сильно обнял, поцеловал бабушку, по мужицки подал руку деду, заехал к младшему брату, помог написать сочинение.
Когда ехал, решил попробовать поехать по «старой мордовской дороге» через Зубову Поляну. Она сокращает путь километров на 80, но очень разбита, местами проходит через старые, полностью вымершие деревни. Если бы ехал через такое ночью, то наверное да же испугался… Хотя я уже ничего не боюсь. И еще там умопомрачительные пейзажи. Каждые минут 15 дождь прерывался на яркое солнце. Я часто останавливался, делал фотографии или просто смотрел в него, в мир.
Еще эта чертова музыка все время была такая, что брала задушу. Иногда срывался и кричал, а потом катились слезы. Черт, что со мной? На самом деле, я не уезжал, я убегал от лангольеров, поедающих все, что оставалось сзади. Новый год в деревне с пушистым шарфом, детство, велосипеды, озеро, драки.
В голове рождается какая-то недоистория о последних днях людей, когда все уже умирает и ничего не остановится. Как он лежит, дышит и смотрит в небо. Видит Валькирию и просит спеть ему колыбельную. Не знаю какую, в детстве мне их не пели. Просит проводить по хрустальной лестнице в небо. Что-то такое внутри говорит, что из этого или рифма может получится или рассказ… Но рифма не получается. Да и вообще не могу понять, видел я ее на самом деле или придумал и поверил в это?
Есть интересная теория о том, что когда наше тело чувствует боль или умирает, оно само производит кучу разной наркоты, чтобы мы не чувствовали боли, не мучились. И чем мы ближе к смерти, тем больше наркоты в нас. Так вот, когда мы почти, вот-вот умрем, наркоты столько, что все вкруг становится бесконечным трипом, мы перестаем чувствовать течении времени, наш разум воспринимает все, как бесконечный кайф. Может это и есть рай.
А может я на самом деле и умер там, в тамбуре, на полу, в своей крови и чьей-то блевоте, и все вокруг лишь бесконечный, сладкий трип.
Я не могу сдаться, надо, но не могу, не из того теста. Можно начать другие жизни, только все ведь будет повторяться снова и снова. Мы все летим в темном, холодном космосе в огромной планете-тюрьме и каждый с сотнями миллионов пожизненных сроков.
Почему, когда гниет рука ,ее можно отрезать, а когда гниет душа или память — нельзя?
