В 2006 я работал в М. Мотался туда-сюда. Иногда получалось поехать домой на одной электричке с отцом. Он садился на несколько станций раньше и занимал мне место. Мы говорили о том, почему у меня ничего не получится, какие мы все маленькие, и как быстро едет поезд. Однажды я купил две зеленые бутылки пива Tuborg. В тот раз мы ехали, пили и говорили о чем-то другом. Пиво было не вкусное, но кажется, я тогда что-то понял. Например, что мотыльки иногда летят на свет, которого может и нет.
Потом я выпал снегом, потом я пролился дождем, и сотни лет ходил по степи в облике черного каракурта. Я обещал исправиться, но так и не понял, справился с этим обещанием или нет. Вместе с каракуртом ушла моя вторая кожа, и спросить стало не у кого.
Я пожрал все месяцы, кроме сентября. Все дни, кроме пятницы. Все книги, кроме маленькой новеллы с красной обложкой, которую прочел, но не дописал. Ничто не помогло, не изменило, не приблизило.
Потом мне надоело и пришлось снова жить. Жить, по сути, совсем не больно и не долго. А океаном вместо меня, кстати, стал кто-то другой, гораздо лучше, чем я, а может и нет.
Ведьма, Ветер, четыре Черных Звездочета и маленький я — «нечто среднее между детской обидой и мизантропическим разочарованием во всём человечестве» (с).
Солнышко светило, тучки бежали, снова прошли тысячи и тысячи лет. Мне говорили, что пора взрослеть, я не хотел — пришлось.
Одиночество — это неподконтрольный тебе голод и жажда. А отчаянье — высшая форма эгоизма. За своим горем и проблемами ты забываешь о других, о том, что ты делаешь им больно.
И кажется, что тебе хочется умереть. Например, во сне, не зная, что это был твой последний день. Жить и знать, что это именно этот день было бы слишком больно, но поучительно. Я всегда это откладываю, не сейчас, потом, через месяц, или в следующей твоей жизни.
Хотя после смерти меня и можно будет найти повсюду, но любить меня тебе лучше уже сейчас.
