Автор: Дмитрий Александрович

Обстановка здесь конечно колоритная. Эдакая смесь бандитских 90х и дешевого «типа» евро ремонта. Пахнет бомжами и перегаром, плюс дешевыми сигаретами. Рядом сидит женщина капитан. Она начинает с нами говорить, бросает, что-то про Ленина и современную молодежь. Мы приседаем ей на уши и удачно стебаем, а она этого да же не понимает.

-Лицом к стене! Руки за голову! Ноги шире! Еще, еще я сказал, сука!

В этот момент у меня в голове пробегают мысли о том, каким же надо быть уебаном, что бы вот так отыгрываться на нас сейчас за свое опездюление на стадионе. Наверняка латентный педик или может он очень несчастный человек, хотя сейчас мнит себя королем жизни безусловно. Хуле, он в погонах.
(далее…)

Грязь всегда прилипает кедам там, где ее неудобнее всего отмывать, кеды всегда на ногах, ноги всегда куда-то бегут и тащат меня за собой. Нет, не-то. В мире видимо есть всего две вещи, которые человек делает, не задумываясь о последствиях, бескорыстно и по зову сердца, без всяких умыслов и тому подобного – это любовь и баррикады. Черт, снова не о том. Великая война с собой закончилась, теперь начинается великая война за себя. Опять не то. Текст в голове начинался со слов «я хочу написать о тебе», и…

Я хочу написать о тебе…

-Нет, она что, сама догадаться не могла? Ума палата, блин… бла-бла-бла. Батя продолжал чего-то трындеть про маму, а я думал, как меня заебало, что родители друг друга ненавидят и вечно мне высказывают всякие гадости друг о друге. А когда им что то нужно забрать скажем из квартиры, или получить какие-то документы, то общаются они исключительно через меня. Много лет одно и то же. А я сейчас сниму часы с руки, положу их между указательным и большим пальцем, и начну медленно гладить циферблат. Иногда буду подносить механизм к уху и слушать, как он тикает. Потом положу их в карман и сожму там в кулак. Последнее время только это меня и успокаивает.

« Ее отец верил: возвращения никогда не бывают случайны. Возвращаются, чтобы изменить что-то, чтобы что-то исправить. Иногда сам Господь ловит нас за шкирку и возвращает в то место, где мы случайно ускользнули из-под его ока, чтобы исполнить свой приговор – или дать нам второй шанс.»

Мы едем на сраном сельском автобусе с завтрашними клиентами могил. Все сидят и молча смотрят в окна. Характеры, как у Достоевского. У нас еще все впереди, а мы уже пытаемся играть в охуенно взрослых и умудренных опытом людей. Играть получается просто отлично. Особенно если не высыпаться целую неделю. А я, так и вовсе, уже доигрался. Автобус едет, колеса крутятся, люди покупают билеты. Водитель все понимает, и делает очень длинные остановки. Мне хочется подольше вот так вот быть. И не здесь и не там, без звуков, кроме собственного плеера и общего сердца, общего на всех. А главное, что теперь все будет по-другому. Еще секунду назад все было, как обычно, а вот сейчас, когда вы смотрите на меня все уже по-другому.

Начинается рафинированное гитарное соло. Звук немного грязноват, это из-за аналогово оборудования. На сцене темно и только простой, забрызганной краской и с какой-то наклейкой стул попадает в свет прожектора. Из-за табачного дыма, луч прожектора имеет четкие границы. И вообще, да же кабак какой-то второсортный. Такой маленький, уютный, стильный, второсортный кабак, больше похожий на притон для неудачников, на 67 авеню.

Я появляюсь на сцене и сажусь на стул. У меня недельная щетина, костюм тройка в полосочку и до безумия начищенные фотшоповские ботинки.

Подключается контрабас. Через минуту музыка резко замолкает.

15 секунд.

Я громко, четко и немного с хрипотцой, обращаясь в зал.

-Блюз — это когда тебе плохо, и ты об этом всем рассказываешь. Легче, конечно же, никогда не становится, но получается заработать немного денег на виски и женщин.
(далее…)

Это так просто. Мы стоим друг на против друга и несем какую-то хуйню, громко смеемся, потом резко замолкаем. Все уже совсем не так, как раньше. Хотя и время года то же, и температура похожа. Я уверен, что на выходных наша свобода сделает нас голыми.