Много-много тысяч лет назад, на одной прекрасной планете, настолько прекрасной, что у нее да же не было названия, жили удивительный существа. Каждый называл свою планету, так как ему хотелось. Каждый житель придумывал рекам и океанам, морям и озерам, звездам и горам свои названия. Сами они были и не живи и не мертвыми, они были дети звезды, согревающей эту планету. Застывшими лучи света, обладающие разумом. Им не нужны была речь, ведь слова нужны, что бы обманывать, они понимали друг друга просто так… Ни боли, ни смерти, ни законов гравитации и голода. Из любой точки пространства в другую за миг, ни государств, ни имен… каждый называл себя и других, так, как он их видел.
(далее…)

Хорошо, что у меня ноутбук, можно сидя на подоконники, представить себя писателем увлекательных интеллектуальных детективов, с чашкой хорошего кофе в руке. А вот мой герой выпивает двойное виски и изящным ,аристократичным жестом ставит бокал на итальянский стол из красного дерева, сделанный еще в прошлом веке. На нем строгий костюм, немного помятый, слегка небрежно торчащий воротник и легкая щетина.

Tot можно вообразить, что я сумасшедший гений, только что понявший суть чего-то невероятного. Я записываю формулы, строю чертежи ,постоянно курю и шевелю пальцами.

Мне скучно. И если я сегодня не попал в какюнить историю, т оя ее себе придумываю и разыгрываю в голове. Я люблю себя кем-то представлять. Бывает вечером, идя домой через темные, засранный дворы, я пытаюсь услышать шаги за спиной. Буд-то за мной следят или преследуют. Я понимаю ,что бред, но все равно опускаю руку в карман и уже четко ощущаю стальную рукоятку пистолета. Я готов в любую минуту его выхватить и начать палить во все стороны или одним, точным выстрелом в сердце поразить врага. Я кино герой в своих мечтах, причем красивого и стильного кино, там где мне понимают без слов. «Новый фильм, лишенный всякой надежды». В конце всех фантазий меня всегда убивают… иногда подло и коварно со спины ножом, но да же нож обязан быть стильным, блестящим и отражающим свет фонаря, с тонкой, слегка потертой рукояткой. Я закрываю глаз, и слышу с каким звуком он должен открываться… вот только не могу выбрать музыку для этого момента. Она должна, как и все, быть идеальной.

Град и тропический ливень застали меня там, где от него совсем негде спрятаться. Я было бы метнулся…но потом, тупо сел на лавку и улыбался. Сначала люди пытались куда-то убегать, но спустя секунду понимали ,что вымокнуть они уже успели и продолжали медленно идти дальше. А я сидел и улыбался. А чего грустить-то? То есть ну уж и так все время чего-то грущу, а если из-за дождика грустить, то трындец, застрелюсь. В кармане был занятый полтинник, он весь промок и скомкался. Купил в палатке бутылку пива и дальше сидеть.

Помню под таким же доджем мы с другом в том году летом гуляли по району в дупиль пьяные от шампанского и орали, что то орали. Стоял такой грохот, что мы друг друга не слышали. Но это было не важно, важно было, что друг и что у него такое же настроение. Мы тогда с ним очень похожи были, а сейчас как-то разными стали. А еще, я как-то целовался под таким дождем. Это был первый поцелуй с той девушкой. Мы стояли под козырьком подвала, на улице было темно, дождь, а мы целовались и чего-то там болтали. Она была самой красивой в тот вечер. Я был очень счастливый тогда.
(далее…)

Стою в морге. В воздухе запах пота ,формалина и еще какой-то медицинской херни. Рядом парень .я его впервые вижу. Беру у него сигарету и выбегаю на улицу. Меня тошнит. Ломаю сигарету и выкидываю ее, зажигалки все равно нету, а внутрь я больше не пойду. Потом все садятся в автобус и едут к церкви. Какой-то мужик, наверное его отец несет крышку гроба, а мы в 6 несем гроб в церковью

-Ногами вперед ,сынки…

Я его почти не знал. То есть знал конечно, учились все же вместе. Но мы не общались. Так ,парой фраз перекинемся. Хотя помню, как-то он позвал попить пива. Мы курили «союз», пили дешевое пойло и сидели на скамейки. Была весна и солнце пекло спину. Он мне все рассказывал про свою девушку ,а я почти не слушал, мне дало в голову и было хорошо. В общем-то он был неплохой парень.
(далее…)

Я хочу проснуться. Проснуться что-то около 10 часов утра, что бы чуть-чуть недоспать и за окном было ртутное небо и тяжелый и лиричный дождик. Возле ноутбука будет лежать письмо об увольнение с ненавистной работой и выходное пособие за три месяца. Рядом будет покоиться пакет кокаина. Сначала я совсем чуть-чуть, только что бы не болело сердце… и упаду в сон, долгожданный человеческий сон без всяких тупых воспоминаний, просто сон. Я воскресну через час, оденусь, доеду до Макдональдса. Там куплю кучу фастфуда, затем в первом попавшемся профильном магазине куплю самую дешевую микроволновку. Приеду домой, включу НИРВАНУ «Полли» на бесконечное проигрование, затем сниму пасворд с файла, где я много лет виду дневник, надеясь, что его кто то прочтет, когда меня найдут мертвым с лучизарной улбыкой на фиолетовом теле. И следом нанюхаюсь так, что все будет казаться пустотой, я буду лежать и будет хорошо, в голове пусто, в сердце пусто… каждый раз, когда я буду вспоминать о ней, я буду юзаться еще сильнее, что бы забыться и будет легко. Не будет болеть сердце, только пьянящая свобода… будет спокойно… мне хорошо и терпко быть одному, думать об этом одиночестве и мечтать о том, как бы все могло быть…

1000 слез и я наконец понимаю
я тебя не люблю я тебя убиваю

Я уже не могу себя сдерживать, мои бесы рвутся наружу, я срываюсь на людях, мне нужно делать так, что бы меня все ненавидели. Когда все вокруг враги, когда ты один против всех – тогда я чувствую себя на нужном месте. Может я сам боюсь людей близко подпускать к себе? Или у меня такое вот задание для реанкорнации. Мне нужно быть на самом дне, нужно что бы внутри все горело, что бы хотелось выть от непонятной боли, вот тогда я становлюсь собой. И мне надоело себя обманывать, притворяться, что я другой.. И никому не понять, что я дерусь не с врагом, я дерусь сам с собой, каждый раз я проверяю себя, я бью всех тех, кто делал мне больно, кто унижал меня и заставлял плакать. Я слушаю музыку 24 часа в сутки, разрушая себя и весь этот мир вокруг, он мне не нравится совсем, в нем все не правильно, абсолютно все не так, как хочется мне.
(далее…)

Сейчас за окном идет тягучий, липкий и пробирающий до самых костей дождь. Вот так «кап-кап». А у меня в руках кипяток – это заваренный в 5ый раз чай без сахара и вкуса, а еще засохшие печенюшки с изюмом, спизженные от безнадеги и голодухи в магазине, который ломится от еды и потных людей, так сильно похожих на немецких бюргеров. Очень хочется, что бы хоть кто-то сейчас меня обнял и сказал, что все будет хорошо, мол прорвемся, ты только держись. Но я сейчас один (удивил) неподвижно сижу, на всегда меня понимающем подоконнике, смотрю на свинцовое, и так на меня похожее небо.

Я просто маленькое светящееся окошко в большом городе. Здесь нас таких тысячи и у каждого своя история, свои надежды, рассказы о несчастной любви и великих победах. Не работают розетки, сломалась стиральная машинка, совсем кончились деньги, но меня этим не расстроить. Полный Хаус и разруха во всем, да же в голове – это мой особый, анти социальный стиль жизни, мое бытия во вселенной. Вот так и живу, живу и не сдаюсь, живу и надеюсь, что когда-нибудь обо мне напишут книгу. Знаменитый умный дядька с бородой и в очках будет искать тех, кто меня знал, ну или просто видел. Вы будете старыми, а я мертвым. Мне будет хорошо, а вас будут мучить запоры и мигрень. Он вас спросит что-то, а вы что-то ответите, а между делом вспомните меня и свою молодость. На этом фоне я буду вам казать героем нулевых, но вы не приукрашайте, говорите правду. Расскажите ему все, пускай завидует нашей молодости. Попросите, что бы книгу он назвал «Повесть о том, как правильно быть молодым, а потом красиво умереть». Пускай в этой книгу будут главы о вас и ваши слова обо мне. В тот день когда книга выйдет, купите много воздушных шаров, надуйте их и на каждом напишите наши имена, а потом отпустите их в небо, которое так на меня похоже. Стойте и смотрите на них, они улетают, как улетает каждый день нашей молодости, а мы продолжаем оставаться только тлей, святящимися окнами ночного города, каждый сам по себе и каждый за бетонной стеной.