Приходит время быть сильным, и я сильный. Мы сидим на причале, мутная, темная, холодная вода забирает все. Я бы отдал еще больше тебе, но большего уже у меня наверное нет. Все съели крыши и электрички, а я добрый. Днем Г. сказала, что последнее время живет в своем рюкзаке, я пришел домой, посмотрел на свой бэг и сказал спасибо ему. Столько он уже стерпел и перенес, и ни разу не подводил меня еще.
Я подхожу к дому и еще минут пятнадцать не могу заставить себя подняться. Пока стою здесь — можно мечтать, поднимусь и сразу пойму, что все не так. Вообще все не так, дело да же не про сейчас. Блять, да что со мной нет так? Стою. Кровь из носа уже по всему лицу. Но время быть сильным, и я сильный. Сейчас достану салфетку, вытрусь, сделаю шаг, потом другой, третий. Открою дверь, посижу на полу в коридоре прямо в кроссовках, а потом напишу все это.
Раньше мне казалось, что это по кругу. Но это все по петле. Да только всем плевать, все равно через сотню лет буду просто деревом, листья веером.
А внутри все горит, больно, счастливо, сладко так. Как газ, весело и умираешь. Только я не умираю, мертвое не может умереть. Все это правда. Все забил в угол, приказал сидеть и не рыпаться. Но я сильный, я и воду эту пройду холодную, и горы съем, и поражения приму. И не потому что я особенный, просто время быть сильным. И это то же забирай. «Звездная пыль на сапогах».
Надо посмотреть в карманах и рюкзаке, наверняка ведь что-то завалялось. Небо, время, ветер — это отдал. Слезы выслал. Надежда — вот что забыл. Забирай. Меня по кусочкам разрежьте и то же отдайте.
Я проткнул свою руку шилом
и теперь вся ладонь занемела,
я хотел, чтобы было красиво,
хоть и выглядит скверно.
Пьяная мразь злорадствовала
— Тоже, мне, горе…
А кровь текла по канализации
в балтийское море.
Я мечтал видеть их повешенными…
Тех, кто меня окружал
перестрелять, как собак бешеных…
Один из них мне сказал
— Ты дерьмо! Ты никому не нужен!
Я ответил, что нужен всем,
а в его зрачках суженных
отсвечивал Вифлеем.
Потом я бил ему морду,
и меня оттаскивали бляди,
одну из которых, по ходу,
я отодрал. На кровати
в прокуренной комнате, я проснулся
…окошко царапал снег…
люди ходили по улице.
Среди них был только один человек.
Он зашёл в эту комнату. Мне стало плохо.
… кажется, это было воскресение…
Он схватил мою руку — Послушай, Лёха,
я русский поэт Сергей Есенин!
— Отстань от меня! — закричал я в ужасе,
— Ты повесился, предварительно вырезав вены
ещё в прошлом веке! — и комната кружится,
выворачивая свои стены.
(с) А. Никонов