Так получилось, что примерно с 8 класса я всегда вел дневник. Какие-то тетрадки, листочки и прочее, которые я потом в страхе перед разоблачением всегда сжигал на заброшенной стройке возле дома. Но дневник делал свое дело, помогал пережить трудные моменты, разобраться в своих мотивах, желаниях. Это стало зависимостью, я всю сознательную жизнь вижу мир через призму характера героя этого дневника. Он и я похожи, но не всегда и не во всем.
Зачем я веду его публично? Наверное страх одиночества современного мира заставляет это делать. А может что-то другое. Не знаю, и давно уже забил на поиске ответа на этот вопрос. Пишу, а вы читаете, и мне становится лучше.
Я вбиваю гвозди в твои руки. Горячая кровь льется тонкими линиями на горячий песок. Так красиво. Сойди с креста, чтобы ангелы могли забрать тебя. Тебе возвращается это во сне? У тебя есть фонтомные боли? Почему ты всегда прощаешь меня?
Я уже убивал твое тело. Травил аяуаской. Душил струной. Стрелял, глядя в твое лицо через прицел автоматической винтовки М14 в долине Сайгон.
ДалееМое сердце умерло. Ты можешь это учуять? Я оделся в шкуру оленя, лицо в красной глине — это мой траур по китам, акулам, дождливым лесам. Вместо сердца у меня татуировка в форме бога.
Жить бесконечно нельзя, ты можешь это признать? Мне плевать. Я это знаю… все это знают. И хотя последняя ночь никогда не бывает достаточно хороша, мне так хочется вечно уходить в нее, зная, что никогда уже не вернусь.
У меня сердце мертвеца, жаждущее гореть, очиститься и идущее в вечность. Я странник. В конце концов я обязательно умру и больше не буду заполнять пустоту собой. Пожалуйста, поверь мне. В моих снах весь мир — это бесконечное поле в снегу с ягодами брусники на нем. (далее…)
Стал снова часто думать о смерти. То, что это какой-то неиспытываемый, невозможный для меня опыт, возвращает иглу сознания на дорожку. Мой космос будет конечен. Я их почти не помню, просто бьюсь внутри его головы, его тела. Плачу и плакал, а они, мне кажется, что нет. И никогда не слышали меня, а я так ричал.
Сегодня я лягу спать, думая, что надо мной 108 метров холодного Баренцева моря.
На небе изумрудная метелица — это наши следы и отпечатки босых ног. Мы уходим летом, теплой ночью, метеоры бусинками вспышек летят нам на встречу. И смерти нет. И времени тоже нет. Ветер срывает вуаль с бледного лица, а вместе с ней и четвертую печать. Не оборачиваясь, мы идем и смотрим, как за нами волной города тонут в водоворотах атомных взрывов.
Вставляю наушники, включаю iPod. Нахожу Kyuss «Hurricane». Ставлю на бесконечный повтор. Быстрыми шагами догоняю тебя.
Дня больше не будет, весны больше не будет, останется только зима и холодная осень. Я больше не смотрю в темноту.
Я хочу сделать что-то такое, что продолжит существовать и за пределами моей жизни. И еще хочу уметь быть бесконечно счастливым в независимости от того, какую форму и структуру преобретает жизнь вокруг меня. Другими словами, мне все дже надо дописать книгу, потом выкинуть ее и написать еще. И писать, писать, надеясь ,что однажды получится что-то, что приблизит меня к цели.
Писать мне нравится больше всего, но и дается труднее всего. Почти все последние годы уходит в стол. Но я допишу, а потом напишу еще и еще. В своих героев я добавляю фарш из людей, которых знал и знаю, судьбы, внешность, ошибки. Хочу сохранить в своей памяти, на бумаге. Я обещаю, что мы все будем между моих строк жить вечно.
(далее…)
П. затащил меня на местную дискотеку. Раз в 15 минут ведущий включает свет и проводит какие-то конкурсы и разыгрывают призы по номерам на билетах. Много пьяных. Люди вокруг, они нормальные, я не желаю зла именно им. Просто, вижу, как они расстраиваются, не выиграв бутылку дешевого шампанского или ещё какую-то херню. Это так тупо. Я хочу уйти, но П. просит остаться ещё чуть-чуть.
А я не хочу выиграть и не расстраиваюсь. Мне просто хочется облить все вокруг бензином и поджечь. С бензином все горит лучше. А потом гореть самому. И ничего не хотеть. П. спрашивает, что со мной. Рассказываю про бензин, про то, что хочу перевернуть стол и ударить кого-нибудь бутылкой в лицо. Чтобы кровью забрызгало белые столы.
(далее…)
На свой день рождения попросил коллег ничего не дарить, а скинуться и отдать деньги фонду помощт бездомным животным. Сначала выбирал фонды, которые помогают людям, ну там, рак, старики, дети, одинокие, СПИД. И ничего не цепляло. Но животных мне жалко больше. Не могу объяснить. Я вообще частенько перевожу небольшие суммы и почти всегда это животным.
Снова слушаю Nirvana. Грязный, надрывный гранж. Каждый раз после Курта появляется сделать татуировки на кистях рук. У меня есть одна теория, что большинство из нас наказывают ребенка внутри нас на протяжении всей жизни. В детстве нам прививают, что если сделал что-то плохое, то тебя наказывают, а только потом прощают. Наказние — есть необходимый элемент прощения. Самих себя прощать нас не учат. Потом ты вырастаешь и всегда успеваешь совершить плохие вещи, а ребенок внутри нас хочет, чтобы его простили и просит наказания. И вот ты делаешь себе больно татуировкой, разбитым лицом на футболе, живешь с тупым алкашом, который тебя пиздит, ходишь на работу.
(далее…)
