Электричка уходит примерно в туже точку горизонта, куда садится солнце. Это закон перспективы. Я знаю этот закон, но художник из меня все равно дерьмовый. А я закрываю глаза, молю — «Если мир и в правду не говно, пусть не уезжает!». Сижу на мосту и смотрю на небо. Оно красивое. Самое красивое. Электричка уехала. Люди идут, а мне кажется, что я уже пришел. Меньше чем через две недели Р. скорее всего посадят на два года, К. лишился пары зубов, они рассказывали все это и улыбались. У меня дрожит правая рука. Меня почти выворачивает, эта дрожь омерзительна. А я сижу на этом мосту. Удар нужно держать стоя и я встаю, убирая руку в карман.
Потом я встречаю Д. и прошу проводить меня до дома. Он спрашивает, что случилось, я прошу просто рассказать что-то и не спрашивать меня. Да и не случилось ничего такого. Мы идем и он говорит, что у него скоро родится ребенок, говорит, что волновался за меня. Потом мы подходим к мосту у моего дома, он предлагает поехать на вечеринку с его подругами, развеяться, но я отказываюсь. Тогда он обнимает меня, говорит, чтобы я держался. Садится к ним в машину и они уезжают. Тут же меня хлопает по плечу Д. , я не видел его пару месяцев, и он сейчас был очень мне нужен. Я прошу его отложить то куда он шел и побыть со мной. Он соглашается. Он настоящий друг. Он из банды. Мы покупаем две бутылки лимонада и баунти, сидим на дороге. Я смотрю на него и держусь, не плачу.
Делая большой глоток, он рассказывает, что зря я пробовал уйти от себя. Что каждому свое. Потом я обнимаю его. Хорошо, что есть банда.
Уже дома я вынимаю все из сейфа — выкинуть, к черту. Чищу пистолет и точу нож. Д. видимо прав. Я по натуре другой. Зря я да же лез во что-то другое. Только хуже сделал. Смотрю на руку — она снова трясется. Сдерживаться больше не могу.
Начинают капать слезы и появляется искренняя, детская улыбка.
Я пишу А. , прошу вместе погулять, говорю, что нужен друг, как никогда раньше.
Беру машинку, стерегусь под 3 мм. За волосы могут схватить в драке. Стригу бороду, она, как и я, больше не нужна.
Капельки душа приятно ласкают «больной затылок». Я осматриваю все тело, нахожу каждую рану и шрам. Я помню все. Все волосы я собираю в пакет, туда же бросаю все эти книги и прочую херню. Несу на помойку, потом иду в сарай, беру в руки ледокол, замахиваюсь над велосипедом. Вижу, как опять трясет руку. Но в последний момент, не решаюсь разломать его.
Возвращаюсь домой, одеваю старые кеды и иду к А. на мост. А. приходит с 12 летним парнем Ильей, они познакомились по дороге. Пьяная мама выгнала его из дома. Сначала мы кормим Илью, потом А. достригает мне голову.
Илья сказал, что он верит в чудеса. Я подумал, что нужно помочь ему в этом. Пусть еще хоть немного эта вера в чудеса у него будет крепка мы должны помочь ему. Решаем идти к Ильей, подъезд закрыт, мне приходится залезть на козырек и открыть его изнутри. С мамой мы договариваемся, что я дам ей денег и она закодируется. А потом очень откровенный разговор на лавке.
Я рассказываю А., что сейчас очень трудное время в моей жизни приходит. У всех есть право на трудное время. Мне сейчас нужен друг, я прошу об этом и А. соглашается.
Дома я разрежаю пистолет и еще долго смотрю на себя в зеркало, на свои руки. На столе у меня сидит плюшевый кролик. Я беру нож, собираюсь его убить, чудес не бывает… но снова не решаюсь на что-то такое. Не бывает чудес.
Мучительно бесконечное терпение.